Проклятие реликтового леса

Проклятие реликтового леса

// Как учёные борются с насекомыми-пришельцами
Авторы: Алёна Лесняк

 

Три года назад на территорию Черноморского побережья России вероломно вторгся враг — опасное насекомое-вредитель, ранее не встречавшееся в нашей стране. Пришелец начал беспощадно истреблять занесённые в Красную книгу самшитовые деревья — и продолжает это делать до сих пор. Сломить его натиск пытаются учёные-лесопатологи. Корреспондент «Кота Шрёдингера» побывал на местах сражений и даже угодил в плен к врагу. 

Оккупация

Фото: Armin S. Kowalski/flickr

— Противник застал нас врасплох! Он появился в Сочи, что называется, без объявления войны, когда город и вся страна готовились к Олимпийским играм, — взволнованно рассказывает Наталья Ширяева, доктор биологических наук и ведущий специалист по защите растений Сочинского национального парка, а в последние годы ещё и главный координатор борьбы c паразитом.

Коварным врагом оказалась самшитовая огнёвка (Cydalima perspectalis) — насекомое из отряда чешуекрылых. Как и другие представители этого отряда, она имеет несколько стадий полного превращения: яйцо, гусеница, куколка и имаго — то есть взрослая особь — в данном случае бабочка белого или светло-серого цвета с тёмной каймой по краям крыльев.

— Для нас огнёвка пришелец, инвазионный вид — организм, которого раньше в нашей среде не было, его сюда занесли. С пришельцами так часто бывает — только найдут на новой земле что-то съедобное, тут же набрасываются и начинают это стремительно уничтожать, — Ширяева нервно щёлкает пальцем по клавиатуре, листая на мониторе компьютера фотографии бабочек и гусениц огнёвки. — Противостоять этому сложно, потому что здесь нет естественных врагов, которые могли бы её остановить.

— А откуда этот паразит родом?

— Из стран Восточной Азии. Её изначальный ареал — Китай, Япония, Корея, ещё Индия. Описали её впервые в 1859 году. А примерно в 2006-м огнёвку случайно завезли в Германию. И дальше она  разгулялась по всей Европе. Очень быстро захватила самшитовые насаждения в Нидерландах, Бельгии, Франции, Швейцарии, Австрии, Италии… Её уже замечали на юге Швеции. Вот и к нам прорвалась.

— Она же не сама перелетела?

— Разумеется, — Наталья перестаёт сверлить взглядом ненавистных гусениц, мелькающих на мониторе, и поворачивается ко мне. — Её занесли в Сочи вместе с кустами самшита вечнозелёного (Buxus sempervirens), который купили и привезли из Италии, чтобы озеленить город к Олимпиаде. Конечно, на границе было нарушение фитосанитарного контроля. Но это уже дело прокуратуры.

«Не любят птицы эту тварь. Она ядовитая. Там, где побывала огнёвка, птицы не живут...».

На столе в кабинете Ширяевой ровно, как по линеечке, разложены с десяток старых картонных папок для бумаг с надписью «Дело №» на передней корочке. Ниже уже маркером подписано: «Минприроды РФ», «Акты обследований», «Самшитовая огнёвка», «Прокуратура», «ВНИИЛМ» и так далее — эти стопки документов накопились за время борьбы с вредителем. Наталья вытаскивает из папки и протягивает мне снимок иссохшего самшитового деревца.

— Как сейчас помню, это было 20 сентября 2012 года. Я пошла в питомник временного содержания растений, куда привезли итальянский самшит. И обнаружила, что одно дерево съедено просто в труху. Но живого никого на нём не было. Я подняла все научные статьи по паразитам растений. И наконец вышла на упоминание об огнёвке в зарубежных публикациях. Сопоставила признаки поражения тех деревьев с нашими — всё совпало один в один.

— В российских источниках о ней ничего не нашлось?

— Нет. И для меня, и для других наших учёных это была первая встреча. Так всегда бывает с инвазионным видом. Мы сразу же рекомендовали агрономам питомника обработать все растения. Они это сделали и даже уничтожили повреждённый самшит. Но, конечно, заражено было не одно растение, и некоторые из них уже, видимо, высадили. Сначала огнёвка притаилась, перезимовала. А весной следующего года объявилась разом во всех городских насаждениях Сочи, забралась в леса нашего нацпарка и добралась до одной из главных природных достопримечательностей Краснодарского края — тисо-самшитовой рощи Кавказского биосферного заповедника. В этом месте произрастал самшит колхидский (Buxus colchica) — реликтовое растение, которое не менялось десятки миллионов лет. Огнёвка истребила его почти полностью.

Фото: Пресс-служба Рослесхоза

Первые жертвы

Серые высохшие ветки самшита перекрещиваются и смыкаются над моей головой, оставляя в поле видимости лишь обрывки голубого неба.

Я будто в сплетённой неумелыми руками кривой клетке — гуляю по легендарной тисо-самшитовой роще. Это моя первая вылазка на место массовой гибели реликтовых растений. Чем дальше захожу вглубь рощи, тем темнее и неприятнее становится. Вообще самшит называют железным деревом из-за высокой прочности древесины (которая при этом не тонет в воде!), но паразит умудрился сожрать даже толстую кору. И сейчас эти голые изувеченные деревья теснятся вдоль аллеи, словно толпы корчащихся людей без кожи.

— Папа-а-а-а-а! — доносится вдруг откуда-то из-за кустов детский крик. Вздрагиваю. Нервы в этом мрачном лесу настолько напряжены, что любой шорох может вызвать панику. Возвращаюсь к реальности, успокаиваюсь — это же излюбленное место прогулок туристов, и сюда всегда пускают посетителей. Оборачиваюсь в сторону, откуда слышался голос ребёнка. По бетонной дороге быстро идёт мужчина, а за ним, спотыкаясь, несётся мальчишка лет шести.

— Папа! — мальчик хватает мужчину за руку. — Па-а-а-ап, а чё это с деревьями?

— Съели их… — невозмутимо, не глядя на сына, отвечает турист. Они проходят мимо меня, направляясь к выходу из рощи. — И если сейчас быстро не пойдём в гостиницу, нас тоже съедят.

«Это же реликтовый лес. Был».

Мальчишка в ужасе ускоряет шаг к воротам. Я тоже — но вглубь леса. Впереди туристы с экскурсоводом. Подслушиваю.

— Самшит колхидский, который рос тут с древнейших времен, утрачен почти полностью. Гусеницы огнёвки съели эту рощу буквально у нас на глазах за две недели, — гид по привычке, как механизм, выдаёт чеканные предложения, вот только грустные интонации делают этот рассказ более человеческим, чем это обычно бывает на экскурсиях. — Чтобы перемещаться вдоль дерева, гусеницы плетут паутину. Самшит колхидский бывает до 12 метров в высоту. Ещё гусеницы огнёвки окукливаются между листочками, сплетёнными паутиной. Когда рощу поедали, вредителей было очень много — тут всё было затянуто, точно тюль на ветки повесили. Туристы брали палки, чтобы пробираться через эти заросли.

— А чего они сюда попёрлись, в паутину? — удивляется женщина из группы.

— Ну как… Вы же тоже пришли, хоть тут и нет уже той красоты, — теряется экскурсовод. — Это же реликтовый лес. Был.

Фото: Shutterstock

Наёмные наездники

— Сначала мы оказались безоружны в борьбе с этой страшно плодовитой и прожорливой огнёвкой, — снова встречает меня в своём кабинете Ширяева и с ходу отвечает на ещё не заданный вопрос, почему не получилось остановить уничтожение растений в Кавказском заповеднике.

— А как насчёт оружия массового поражения?

— Пестицидов? — Наталья кладёт руку на одну из самых толстых папок в своей коллекции и со скептичной полуулыбкой начинает рыться в бумагах. — Как и в обычной войне, химическое оружие в этом случае запрещено. Вот видите эту папку? Это всё переписка с Министерством природных ресурсов России: запросы, ответы, справки. Колхидский самшит занесён в Красную книгу. И те территории, где он растёт: тисо-самшитовая роща в Кавказском биосферном заповеднике, леса Сочинского нацпарка — это всё особо охраняемые природные зоны. Там нельзя использовать химические препараты: это может нарушить лесную экосистему. А ещё самшит часто растёт вдоль берегов рек, и если мы начнём травить химпрепаратами огнёвку, то можем убить и рыб. Мы, понимая это, всё равно просили разрешения…

Фото: Shutterstock

Ширяева находит в ворохе бумаг листок с официальным письмом и, пробежав его глазами, строгим голосом цитирует: «Рассмотреть возможность применения биологических методов для борьбы с гусеницами вредителя».

— То есть? Можно какое-то биологическое оружие использовать?

— Нет-нет! — отмахивается Наталья. — Вообще-то, в некоторых научных статьях и в учебниках по фитопатологии биопрепараты от вредителей относят к биологическому методу. Я это привела как аргумент министерству, но они всё равно ответили, что биопрепараты — тоже пестициды. Тогда мы начали просить о помощи учёных по всей стране и за её пределами. На базе Сочинского нацпарка создали штаб по борьбе с огнёвкой. И лесопатологи, которые в него вошли, стали искать альтернативные способы уничтожения вредителя.

Первым новую тактику истребления огнёвки весной этого года предложил Всероссийский научно-исследовательский институт лесоводства и механизации лесного хозяйства (ВНИИЛМ). Специалисты института решили найти естественного врага огнёвки и предположили, что им может стать мушка-наездница из семейства эулофидов (Eulophidae). Года три назад этих насекомых миллионными партиями выпускали в лесах Абхазии для уничтожения американских белых бабочек. Тогда перепончатокрылые наёмные убийцы сработали почти со стопроцентной эффективностью.

Фото: Pierre Bornard/flickr

— В марте мы запустили в самшитники эулофидов, — рассказывает Ширяева. — Эксперимент показал, что погибает только 48% куколок огнёвки.

— То есть гусениц наездник не трогает?

— Нет, — отрицательно мотает головой Наталья. — Только куколок изнутри выгрызает. Но есть ещё один киллер для огнёвки — хищная оса Euodynerus posticus. Самки этих ос охотятся на разные виды бабочек и запасают их в своих ульях. Чему безмерно радуются личинки ос и с удовольствием пожирают эти запасы. Натравить ос на огнёвку нам предложили учёные из Крымского федерального университета имени Вернадского. В Сочи уже приезжали специалисты оттуда. Повесили в наших самшитовых лесах 10 ульев. Потом, когда их вскроют, можно будет сказать, нравится осам огнёвка или нет.

— А как же птицы? Они же и гусениц, и бабочек едят.

— Не любят птицы эту тварь. Она ядовитая. Не смертельно, конечно, но, видимо, не самая приятная на вкус. У нас тут один школьник для контрольной по биологии проводил эксперимент. Набрал гусениц огнёвки и вперемешку с зерном пытался скормить курицам. Те склевали все зёрнышки и ни к одной гусенице не притронулись. Я вам даже больше скажу: там, где побывала огнёвка, птицы не живут.

Фото: Hamish Irvine/flickr

«Ну да, птицы ведь не дураки, — думаю я, вспоминая голые сухие ветки самшита в полностью съеденной роще. — В таком лесу укромных мест для гнёзд не найдёшь…»

— А ещё грибы! — отвлекает меня от грустных воспоминаний Ширяева. — Это третий способ уничтожения огнёвки.

— Грибы?

— Суспензия спор энтомопатогенных грибов, — поясняет Наталья. — Причём эти грибы аборигенные, то есть выделены из среды Сочинского нацпарка. Этот метод разрабатывает Борис Борисов, старший научный сотрудник Центра паразитологии Института проблем экологии и эволюции имени Северцова РАН. Мы в рамках эксперимента орошаем этой суспензией некоторые участки самшитников, до которых добрался паразит. Пока это средство даёт лучшие результаты. Только вот после испытаний и его могут расценить как биопрепарат и запретить.

Фото: Пресс-служба Рослесхоза

В плену

До Дагомысского лесничества, где развернула сейчас свои полчища самшитовая огнёвка, я с сотрудниками Сочинского нацпарка добираюсь на трёх машинах — словно на перекладных лошадях. Сначала едем на обычной легковушке, потом на иномарке-внедорожнике, а дальше на дребезжащем, словно разваливающаяся телега, но всё равно самом надёжном в горах транспорте — уазике.

— Как смешно! Человек большой и умный, но ему надо столько сил потратить, столько бензина сжечь, чтобы доехать до горных самшитовых лесов, а огнёвка в два дня до них добирается! Только что вроде в городе кусты ела, глядь — и уже здесь, — рассуждает водитель УАЗа Армен.

Машина катит по серпантину. Сижу на переднем сиденье, и то я падаю на Армена, то он валится на меня.

УАЗ проезжает по кромке обрыва и так сильно кренится, что кажется, будто мы движемся лишь на двух левых колёсах. Ещё пара таких виражей — и мы на месте. Машина резко тормозит. За окном белая пелена.

Фото: Пресс-служба Рослесхоза

— А вот и паутина, про которую вам рассказывали. Как бетонная стена, — инженер-лесопатолог Максим Лязгунов цепляет рукой серебристые нити, окутавшие деревья. — Это недавно началось. Ещё недели две назад тут всё красиво было, а потом раз — и бабочки налетели. А теперь вот уже гусеницы появились. Пока они только листья жрут. Видите, листочки свернулись…

Отделяюсь от провожатых, чтобы поближе подойти к деревьям, пощупать стволы и получше рассмотреть гусениц. На коре в некоторых местах уже видны следы повреждений. А паутина вблизи больше похожа не на дымку и не на стену, а на слюни, стекающие из пасти какого-то гигантского жуткого животного. Они тянутся с верхних веток десятиметровых деревьев до самой земли. Верчусь по сторонам и уже не вижу за этой паутиной ни Максима, ни водителя Армена.

— «Здесь птицы не поют, деревья не растут…» — доносится откуда-то справа пение Лязгунова, но самого его не видно. — Заметили, что тут ни одной пернатой? Вам Наталья говорила, что птицы поражённые самшитники совсем покидают?

И действительно, в этом лесу нет живых звуков — только шум горной речки, несущейся рядом.

«Когда корма совсем не остаётся и даже кора вся съедена, гусеницы огнёвки начинают жрать друг друга».

— Говорила. Тут и людям без мачете не пройти, где уж птицам, — пытаюсь двигаться на голос собеседника, но, кажется — не туда. — Ой, я заблудилась…

— Стойте на месте. Я сейчас вас вытащу, — отзывается Максим.

Треск веток сначала далеко, теперь ближе, и вот из-за дерева появляется рука инженера-лесопатолога, на которую уже забрались две гусеницы.

— Судя по всему, вас взяли в плен. Смотрите, сколько гусениц у вас в волосах запуталось, — смеётся он. — Держитесь крепче. Пойдём к машине. Хватит тут плутать, а то и нас сожрут.

— Не хотелось бы, — вцепившись в руку Максима, я послушно плетусь за ним.

— Ну, когда корма совсем не остаётся и даже кора вся съедена, гусеницы огнёвки начинают жрать друг друга... Каннибализм у них процветает. Про случаи нападения на людей ещё не слышал, — продолжает иронизировать Максим. — Но мы могли бы стать первыми.

Фото: Пресс-служба Рослесхоза

Выходим на дорогу. Так приятно видеть этот раздолбанный уазик, лесничих рядом, и вообще белый свет.

— Ну как вам? — стряхивает с себя огнёвок Лязгунов.

— Мда… И это грозит всем самшитовым лесам в России? — Чувствую, как жизнь в моих волосах начала активную деятельность и скорее пытаюсь её нейтрализовать. — Всё будет съедено вот так беспощадно?

— Ну, мы же работаем над тем, чтобы остановить беду.

— Но всё это пока эксперименты. Скажите честно, самшит обречён, он совсем погибнет?

— Видели тисо-самшитовую рощу? — тормозит меня Максим.

— Ну да, вчера там была.

— Её сожрали в 2013 году. А этой весной на некоторых деревьях, в том числе самых покалеченных, распустились спящие почки и появилась свежая листва. Удивительно это! Целый год деревья стояли мёртвые, и тут точно проклятие с них спало. Конечно, отпад самшита будет гигантский. Но некоторые экземпляры выживут.

— А если рецидив?

— Огнёвка может снова пойти со стороны города, как это, собственно, и случилось в самом начале. Там за деревьями следят люди, которые не очень понимают остроту проблемы. Тогда мы можем лишиться реликтовых лесов… Но если всё же получится приучить наших наездников и ос жрать огнёвку или найти каких-то других насекомых-хищников, в Сочи будет как в Китае, где рост популяции этой твари всё время сдерживается. 

 

 

Опубликовано в журнале «Кот Шрёдингера» №10 (12) за октябрь 2015 г.