Название: «Дарвинизм в XXI веке»
Автор: Жуков Борис, биолог, научный журналист
Издательство: Corpus (АСТ)
При поддержке фонда «Эволюция»
Эту книгу стоит обязательно приобрести тем, кто упорно пытается опровергнуть дарвинизм, а то и всю эволюцию как таковую. Во-первых, она увесистая — больше семисот страниц, можно использовать для самообороны (шутка). А во-вторых (уже серьёзно), в книге объясняется, что в теории Дарвина актуально до сих пор и как она соотносится с современной наукой. Автор предельно честен с читателем: «Небезызвестный доктор Ватсон в одном из рассказов специально поясняет: он не пишет о неудачах Шерлока Холмса не потому, что их не было, и не потому, что он хотел бы их скрыть, а потому, что там, где оказывался бессилен Холмс, никто другой тоже не добивался успеха и тайна оставалась нераскрытой. Хотя в эволюционной биологии, на мой взгляд, дело обстоит точно таким же образом — ни одна из проблем, не нашедших убедительного решения в дарвинизме, не решена и альтернативными теориями, — я не намерен следовать примеру Ватсона».
Несколько лет назад один блогер захотел составить представление о мировоззрении читателей своего блога и предложил их вниманию небольшой опрос. Среди вопросов, на которые он просил ответить, был и пункт о происхождении человека, среди вариантов ответа — «Человек произошёл от обезьяны». Естественно, читатели блога могли не только ответить на вопросы, но и оставить комментарии к опросу. И по крайней мере пять человек, не сговариваясь, попеняли автору на эту формулировку: так, мол, нельзя говорить, это неграмотно, надо было написать «…от общих с обезьянами предков». Интересно, что среди авторов подобных упрёков не было ни одного оскорблённого в лучших чувствах креациониста или совсем уж невежественного в биологии человека.
Я попытался выяснить, чем же так режет глаз первоначальная формулировка, что её невозможно стерпеть даже в чужом тексте, причём совершенно неофициальном, по сути дела — в частном разговоре. Ответы в основном были такие: «нам давали именно такую формулировку» (и требовали отвечать именно так), «формулировка „общий предок“ заняла своё место в матрице моих знаний» и т. д. Единственный рациональный аргумент сводился к тому, что формулировка «от обезьяны» создаёт впечатление, что человек произошёл от какого‑то из рецентных (то есть ныне живущих) видов обезьян, а это, разумеется, не так.
Один из моих собеседников даже утверждал, что названия современных групп вообще нельзя использовать, когда речь идёт о вымерших существах. Интересно, это относится только к обезьянам или вымерших существ нельзя называть также «млекопитающими», «птицами», «рыбами» и т. д. — ведь этими словами называются современные группы животных? А как в таком случае должны были поступать первооткрыватели знаменитой латимерии? Она принадлежит к группе кистепёрых, которую считали вымершей ещё в конце мезозоя. С открытием латимерии термин «кистепёрые» автоматически стал названием современной группы, и теперь по логике моего оппонента его уже нельзя применять к тем, для кого его исходно придумали, — вымершим кистепёрым!
Сама по себе эта логика — «не надо говорить правду, а то её могут не так понять» — удивительна и непостижима. Мы привычно говорим «цветковые растения произошли от голосеменных» и не боимся, что кто‑то поймёт это так, будто предком цветковых была ёлка, сосна или модное сегодня дерево гинкго. Не вызывают недоумения фразы типа «птицы произошли от рептилий», «земноводные произошли от рыб» или даже «ластоногие произошли от хищных» и «китообразные произошли от парнокопытных»: никто не заключает из этого, что предок дельфина — корова. И только когда речь идёт о происхождении человека, слово «обезьяна» почему‑то непременно должно отсылать к современным видам.
Наверное, на этом не стоило бы заострять внимание, но беда в том, что миролюбивая формулировка «от общих с обезьянами предков» обладает двумя тяжелейшими и неустранимыми пороками: во‑первых, она содержит совершенно ложную пресуппозицию, а во‑вторых, начисто лишена смысла.
Наверное, первый тезис требует некоторых пояснений. Пресуппозицией в филологии называют утверждение, не высказанное в тексте прямо, но подразумеваемое самим его построением. Пресуппозицию как художественный приём часто используют в шутках и юмористической литературе. Фраза «звучит музыка и произведения советских композиторов» вызывает смех именно потому, что из самой её грамматической структуры следует: произведения советских композиторов музыкой считать нельзя. Но если в данном случае всем понятно, что это шутка, то в других обстоятельствах пресуппозиция может стать средством злонамеренной дезинформации.
Известный филолог Ирина Левонтина приводит такой пример: представим себе, что некий журналист написал о некоем политике «г-на NN не выбрали в Думу». Такая формулировка подразумевает, что NN в Думу баллотировался. И если это не так, фраза журналиста вводит читателей в заблуждение, хотя в ней нет ни слова лжи. По словам Левонтиной, это может стать достаточным основанием для судебного иска: NN может обвинить журналиста и издание в распространении заведомо ложных сведений. И добросовестный филолог, по мнению Левонтиной, будучи привлечён к этому делу в качестве эксперта, обязан будет поддержать истца. Не берусь судить, насколько справедливо последнее утверждение, но что подобные пресуппозиции вводят читателя в заблуждение не хуже прямой лжи — бесспорный факт, понимать который можно и не будучи филологом.
Ещё резче эта пресуппозиция выражена в формулировке «не от обезьяны — от общих предков с обезьянами», которую обычно используют, поправляя якобы некорректное «от обезьяны».
Если вернуться теперь к фразе «человек произошёл от общих с обезьянами предков», то невозможно не заметить, что она содержит в качестве пресуппозиции утверждение, что эти таинственные общие предки не были обезьянами. Между тем это очевидная неправда и нелепость: конечно же, общие предки человека и его ближайших ныне живущих родственников были обезьянами, как бы мы ни понимали слово «обезьяна».
Разумеется, если спускаться вниз по нашему родословному древу — от общих предков с человекообразными к общим предкам с мартышковыми и т. д., — то рано или поздно мы дойдём до таких предков, которые обезьянами не были. Но это лишь подчёркивает другой порок благочестивой фразы про «общих с обезьянами предков» — её полную бессодержательность.
Если, конечно, не предполагать, что нуклеотидно-белковая жизнь не только возникала на Земле многократно, но и всякий раз порождала один и тот же код (соответствие между последовательностью нуклеотидов и последовательностью аминокислот в белке), а из всего невообразимого множества белков всегда выбирала один и тот же базовый набор.
Замените в этой резиновой формулировке «обезьян» на любое другое живое существо — справедливость её нисколько не пострадает. Мы можем с полным основанием сказать, что «человек произошёл от общих предков с ежами», «общих предков с ужами», «общих предков с чумной палочкой» — и всё это будут совершенно справедливые утверждения, ведь для любых двух живых организмов где‑то в глубине времён обязательно отыщутся общие предки. Заменив слишком наглядную «обезьяну» на туманных «общих предков», мы превратили конкретное и содержательное утверждение о происхождении человека в смешную банальность наподобие реплики персонажа Джерома: «У вас была мать!» Разумеется, эту сентенцию нельзя понять неправильно, поскольку её нельзя понять вообще.
Тем не менее грамотные, образованные, трезвомыслящие люди не только продолжают повторять эту бессмысленную фарисейскую фразу, но и пытаются заменять ею точные и содержательные формулировки в чужих текстах. А школьнику, сказавшему на уроке, что человек произошёл от обезьяны, чересчур ревностный педагог может и оценку снизить.
Вопрос о причинах такого рвения приходится оставить психологам. Неужели мысль о предке-обезьяне так невыносима даже сегодня, спустя полтора века после обнародования теории Дарвина? Даже согласившись признать своё родство с обезьянами, настырное массовое сознание цепляется за возможность представить это родство хотя бы непрямым. Пусть, мол, между нами и ими будет ещё хоть кто‑нибудь. Ну хотя бы пустое место, риторическая фигура, создающая впечатление, что там кто‑то есть. Или в каждом из нас живёт маленькая девочка из воспоминаний протоиерея Михаила Ардова, которая гордо просветила почтенного епископа, что «человек произошёл от обезьяны», но горько расплакалась, услышав в ответ: «Твою маму как зовут? Наташа? Ну, передавай привет своей Наталье Обезьяновне!»?
Известный биолог и популяризатор А.В. Марков на вопрос, правда ли, что человек произошёл от обезьяны, отвечает фразой: «Нет, не произошёл — как был обезьяной, так и остался!» Конечно, отчасти это намеренный эпатаж (поскольку подобный вопрос, как правило, задают люди предубеждённые или тролли), но с научной точки зрения такой ответ безупречен.
Справедливости ради необходимо добавить, что утверждение «человек произошёл от обезьяны» тоже содержит некоторую пресуппозицию, как бы намекая, что человек, став человеком, перестал быть обезьяной. Разумеется, это, строго говоря, неверно: несмотря на то, что человек обладает целым рядом уникальных черт (в том числе чисто биологических), его принадлежность к обезьянам не подлежит сомнению. Так что строго корректной была бы формулировка «человек произошёл от другого вида обезьян» или какая‑нибудь подобная.
Не будем, однако, углубляться в эти дебри — вот уж это точно вопросы не биологии, а филологии. В конце концов, сегодня слово «обезьяна» не имеет строго систематического значения. И коль скоро в массовом сознании логическое отношение «человек — обезьяна» воспринимается не как родо-видовое, а как альтернативное, в рамках такого восприятия утверждение «человек произошёл от обезьяны» безусловно справедливо.
В широком смысле термин «обезьяна» может обозначать любого представителя отряда приматов, однако лемура ни специалист-зоолог, ни далёкий от зоологии человек «обезьяной», скорее всего, не назовёт. Обычно «обезьянами» (или «настоящими обезьянами») называют высших приматов, отличающихся рядом характерных черт (обращённые вперёд глаза, ногти вместо когтей и т. д.). В традиционной систематике их выделяли в отдельный подотряд, противопоставляя прочим приматам. Однако данные молекулярной систематики показывают, что долгопяты ближе к настоящим обезьянам, чем к лемурам. Таким образом, ныне слово «обезьяны» не имеет строгого научного смысла.
Опубликовано в журнале «Кот Шрёдингера» №2 (43) за ноябрь 2020 г.