Алгоритмы дружбы

// Почему мы говорим с голосовыми помощниками?
Илья Стахеев

Выпивать, чокаясь и разговаривая с зеркалом — это уже слишком старомодное средство от одиночества, для упаднических романов 20-го века. В современном мире, даже если представить, что тебе никто не отвечает в мессенджере и соцсетях (или ты не хочешь отвечать им), на помощь могут прийти добрые феи, которых зовут Сири, Алекса или Алиса. Например, в сериале «Мистер Робот» есть показательный момент, когда агент ФБР использовала в качестве собутыльницы-собеседницы голосовой помощник компании Apple, и диалог получался вполне осмысленный.

Что же, неужели искусственный интеллект спасет нас от одиночества? Как голосовые сервисы транснациональных гигантов меняют наше привычное социальное взаимодействие: дружбу, приятельские беседы, одолжения? Разбираться с этими вопросами нам помогал декан факультета социальных наук МВШСЭН (Шанинка) Виктор Вахштайн.

Раз уж мы говорим про повседневные социальные взаимодействия, то нашу проблему легко будет выразить наглядной метафорой. Итак, заходят как-то в бар Технооптимист, Гуманист и Мизантроп. Они с жаром спорят о том, будет ли голосовой помощник хорошим собеседником. Технооптимист оживленно доказывает, что скоро искусственный интеллект превзойдет человека даже в межличностной коммуникации, а тест Тьюринга стал смешным анахронизмом.

Гуманист возражает ему, мол, есть такая вещь как человеческая природа, а её подделать нельзя. Мы ведь не просто обмениваемся словами — мы хотим понимания, эмпатии, удовольствия, осмысленности, в конце концов. Мизантроп же просто покачивает головой и говорит, что люди довольно туповаты, очень плохо приспособлены к диалогу, а язык — это источник непонимания друг друга, и алгоритмы тут вообще ни при чём. Люди разговаривают с собаками, кричат на телевизор, а чаще всего они любят разговаривать сами с собой под видом общения с друзьями. Поэтому можно сэкономить на программистах: хватит и продвинутого автоответчика.

К закрытию бара Технооптимист, приобняв Мизантропа, будет соглашаться с ним в том, что искусственные собеседники если не потеснят естественных, то уж точно станут равноправными. В это время Мизантроп будет говорить Гуманисту, что истоки таких проектов действительно следует искать в человеческой природе. А Гуманист, отвернувшись, будет удалять выбесившего его Технооптимиста из всех соцсетей, наглядно демонстрируя правоту Мизантропа. Так или примерно так выглядит обсуждение любого использования новых технологий в человеческом сообществе, в том числе о дружбе и недружбе с роботами и искусственным интеллектом. Спор находится на самой типичной стадии любого спора: никто никого не убедил, и каждая из партий считает остальных недальновидными дураками, которые не понимают очевидного. Вот мы и подошли к главной проблеме любой коммуникации: смыслу, понимании и интерпретации.

Проблема передачи смысла — ключевая во всех теориях, так или иначе пытающихся объяснить феномен коммуникации. Например, Юрген Хабермас, один из самых влиятельных ныне живущих философов, в своей теории коммуникативного действия, поднимая эту проблему, говорит о дискурсе. Мы не говорим просто так. Коммуникация, во-первых, всегда диалогична, направлена на кого-то еще, а во-вторых, социально обусловленна. Получается, можно с большой долей вероятности предсказать содержание диалога, исходя из знания ситуации, в которой этот диалог происходит.

«Хотя сегодня немалая часть социологов, затаив дыхание, следит за успехами в разработке системы ACTI (робот-интервьюер для телефонного опроса населения, который призван оставить без работы половину наших полевых колл-центров), они обычно с подозрением относятся и к аргументам „от человеческой природы“, и к доводам „от суммы технологий“. Двух этих переменных, мягко говоря, недостаточно, — утверждает Виктор Вахштайн. — Потому что специфика взаимодействия как социального феномена не сводится к специфике взаимодействующих. Чем более институционализирован такой разговор („institutional talk“ — один из ключевых терминов направления, которое называется конверс-анализ), тем с большей вероятностью он поддается алгоритмизации. Разговор с паспортистом, продавцом или социологом-интервьюером — уже взятый рубеж технологической революции».

И ладно бы паспортист или продавец. Давайте будем честными с собой — а насколько сильно наш диалог с продавцом по уровню предсказуемости отличается от разговоров с неизвестными людьми в интернете? От общения на первом свидании: «Какие сериалы вам нравятся? А смотрели свежую серию «Игры престолов?» Наконец, от общения друзей или в семье: «Как дела на работе? Ты сделал уроки? Какая погода будет в выходные, может, на дачу?» Насколько высказывания Технооптимиста, Гуманиста и Мизантропа обладают смыслом «сами по себе»? Или же их разговор чуть ближе к общению Сири, Алисы и Алексы, чем к диалогам из произведений Платона, который, как известно, друг Аристотелю, но истина дороже?

«Допустим, что люди — умные, образованные, наделенные свободой воли, с нетривиальным жизненным опытом и богатым внутренним миром. Но фрейм кухонного разговора (или заметки в популяризаторской газете) превращает их в подобие говорящих машин вроде Порфирия Петровича из последнего романа В. Пелевина. А потому при любом значении переменных „человеческая природа“ и „качество технологий“ конверс-пессимист (тот, кто считает, что даже в естественном разговоре смысл — это то, что мы вкладываем в слова собеседника, а не то, что в них уже содержится — прим. автора), легко допускает замену естественных собеседников на искусственных. Просто потому что сам формат „беседы“ уже предполагает алгоритмизацию. Логика разговора — логика роботизации. Диалог — это машина до машины», — резюмирует Виктор Вахштайн.

Получается, что умеренный пессимизм относительно человеческих качеств приводит к умеренному оптимизму относительно возможной приятельской беседы или даже дружбы с голосовым роботом. И раз уж мы помянули Аристотеля: мудрец всех мудрецов и учитель учителей в знаменитой «Никомаховой этике» когда-то разработал собственную классификацию дружбы. Первый тип дружбы по Аристотелю — утилитарный, ради выгоды: когда люди общаются друг с другом, чтобы быть полезными. «Услуга за услугу», quid pro quo, Clarice. Как вы понимаете, с таким типом дружбы голосовой помощник на базе искусственного интеллекта справится блестяще, можно сказать, он ради этого и создан. Более того, эта польза взаимная, ведь, общаясь с голосовым помощником, вы обучаете его алгоритмы. Второй тип дружбы — гедонистический, ради удовольствия. Тут, как мы все понимаем, у голосовых помощников тоже все в порядке: они найдут вам лучшую музыку, сериалы, составят список самых интересных мероприятий, закажут вкусную еду и ничего не будут требовать взамен. Испытывает ли при этом удовольствие ваш искусственный собеседник, сказать трудно, но всегда можно спросить, и уровень правдивости его ответа вряд ли будет сильно отличаться от ответов ваших друзей из костей и мяса.

Третий тип дружбы — бескорыстная дружба ради всеобщего блага. Это возвышенный идеал отношений, к которым нужно стремиться, и тут, конечно, относительно Алисы или Сири есть сомнения. Но скажите, а относительно способности людей на такую дружбу у вас разве нет сомнений? Зато, по крайней мере, слушать искусственные собеседники уже умеют лучше естественных.

P.S. Кстати, дружба предполагает общие интересы и совместное времяпрепровождение. Возможно, вашему другу-голосовому помощнику понравится идея посетить фестиваль науки, технологий и искусства Geek Picnic 11-12 августа в Москве или 17-18 августа в Санкт-Петербурге. Ну или, в крайнем случае, попросите его вам напомнить об этом событии, не в службу, а в дружбу. Не гедонистическую, так хотя бы утилитарную.