Чукотская инкорпорация

Уходящий язык

«Сын упряжкооленеоставил отца». Понятно? Это можно, конечно, сказать и в несколько слов: «Сын оставил отцу упряжку оленей». Но выйдет чуть хуже: как будто мы разжёвываем слово за словом маленькому ребёнку, который ещё не научился говорить. Чукотский раздвигает границы того, что мы знаем о слове в естественном языке, — и не только о слове.

Язык, на котором говорит около ­пяти тысяч человек, живущих на самой восточной окраине России, ­заслуженно гордится зубодробительной морфологией и заковыристым синтаксисом. Пока пять тысяч, а скоро будет и ­того меньше. Теперь не только в городах и посёлках, но и в самой тундре родители-​оленеводы перестают разговаривать с детьми по-​чукотски: «Зачем это ему? Пусть едет на материк и получает человеческое образование, там ему наш язык не будет нужен» (материком жители Чукотского полуострова называют всю остальную Россию).

Чукотский язык уходит, как уходят все остальные языки Крайнего ­Севера, уступая место русскому. Лингвисту от этого очень горько: исчезает одно из самых совершенных, прекрасных и сложных созданий человеческой культуры.

Святость и грех в одном слове

«Святость» и «грех» по-​чукотски — одно и то же слово, тайңыгыргын. Вообще это неудивительно, если вдуматься: ещё в начале XX века философ Рудольф Отто показал, что во многих языках есть два слова со значением «святой»: одно для описания «моральной» святости — возвышенной, достойной поклонения и подражания, другое для «ритуальной» — страшной, грозящей потусторонними карами нарушителю табу.

Некоторое представление об этой разнице может дать русская пара святой и священный (хотя, конечно, наше священный гораздо мягче). Классическим примером считаются латинские sanctus и sacer. Кстати, от последнего корня происходит наше сакральный.

Связанные с высшими силами предметы (например, родовые амулеты), конечно, окружены большим количеством табу — таким образом в сообществе и конструируется их святость; а грех состоит в нарушении табу. Получается, что в чукотском есть соответствие только латинскому sacer, но не sanctus.

Один брат пошёл ловить рыбу, один брат остался дома

Таких понятных, но непривычных случаев, когда два значения совмещаются в одном слове, в чукотском много. Например, слово қол значит и «один», и «другой». В предложении «Один брат пошёл ловить рыбу, а другой остался дома» оба выделенных ­слова, скорее всего, будут переведены словом қол. А почему это, собственно, должно удивлять? «Один» и «ещё один». Только почему-​то в языках мира такая многозначность встречается очень редко.

Сливаться таким образом могут даже единственное и множественное число. У большинства существительных противопоставление по числу вообще есть только в именительном падеже: дом и дома, олень и олени — это разные слова, а вот домом и домами — одно и то же; оленю и оленям — тоже. Как же понять, один у вас олень или много? Это же важно! А вот как-​то так обычно и понимают — по смыслу, из контекста. Англичане тоже удивляются, как это русские живут без четырёх прошедших времён.

Бывает и наоборот: то, для чего носите­ли европейских языков привыкли использовать одно слово, в чукотском выражается разными. По-​русски толстыми, а по-​английски thick могут быть два очень разных типа предметов: плоские, как книга или доска, и длинные, вытянутые, как палка или верёвка.

А по-​чукотски эти два типа «толстоты» описываются разными словами: соответственно нықықин (для плос­ких предметов) и нъумқин (для вытянутых). При этом слово нъумқин имеет и другое значение: оно может описывать широкие предметы — ленты, полосы, дороги.

Для плоских же предметов есть ещё один, самый изящный вариант: сказать не толстый, а толстомёздрый — қырынмыльын. Мездра — это плотная часть ­шкуры, в которой, собственно, и растут меховые ­ворсинки. Но по-​чукотски толстомёздрыми бывают не одни только шкуры, а любые предметы такой формы: толстомёздрый платок, толстомёздрая бумага, толстомёздрая книга, толстомёздрая стена. Толстомёздрый слой варенья на куске хлеба.

Красиво-​стройно-​быстро-​бегуще-​Полина

Гордость чукотско-​камчатских языков — инкорпорация. Это когда в одно морфологическое целое объединяется сразу несколько смысловых единиц. Читатель, может быть, помнит греческие кальки в переводе гомеровских поэм: розовоперстую Эос, земледержца Посейдона и каких-​нибудь остроклычистых свиней? А также колесницегонителя фараона и древо благосеннолиственное в православной гимнографии?

Так вот, чукотский строит такие слова гораздо ­чаще и охотней — а иногда просто обязан ­инкорпорировать одно слово в другое. Например, именно так ­обычно ­говорят о материале и сделанном из него ­предмете: железочайник, дереволожка, кожемяч. Если существительное стоит не в именительном падеже, то у прилагательного просто нет выхода: оно должно инкорпорироваться. По-​чукотски нельзя сказать «о красивой девушке» — только о красиводевушке.

Часто встраиваются в глагол прямые дополнения — наверное, даже чаще, чем остаются отдельными словами. Отдельным словом прямое дополнение становится, если говорящий хочет обратить на него внимание слушающего — иначе тратить отдельное слово незачем. Я еду мимо стада и туловищерассматриваю — так начинается рассказ одного старого тундровика, который мы записали этим летом. Но есть и ограничения: если прямое дополнение имеет собственные зависимые слова, инкорпорироваться оно уже не может. Этого оленя или моего оленя встроить в состав глагольной словоформы не выйдет.

Сразу встаёт вопрос: как понять, одно перед тобой слово или несколько, ведь в потоке речи особых пауз нет. Конечно, для этого существуют собственно лингвисти­ческие техники, но гораздо интересней то, что говорящие на чукотском языке сами чувствуют ­границы и гордятся своим умением строить длинные слова. «Что вы удивляетесь? — посмеялась как-​то раз в разговоре чукотская дама. — У вас же тоже по-​русски есть „пыле-​влаго-​воздухо-​непроницаемый“». Но по-​русски таких слов раз, два и обчёлся!

Есть даже особый фольклорный жанр — скороговорки, мытлёелычет: основу любой скороговорки непременно составляет такое четырёхэтажное слово.

Революционер и этнограф Владимир Богораз-​Тан приводил скороговорку, на русский переводящуюся примерно так: «Сухой рубец от оброти, орудие для делания саней — с такими глазами старик». А один из наших современных информантов придумал скороговорку-​комплимент: красиво-​стройно-​быстро-​бегуще-​Полина. Конечно, вместо Полина можно подставить любое другое имя.

Анкета

Статус: язык на грани исчезновения.

Семейное положение: входит в чукотско-​камчатскую языковую семью. Ближайшие родственники — коряк­ский, алюторский, ительменский.

Регион: Россия, преимущественно Чукотский автономный округ.

Друзья: 7473 человека считают чукотский язык своим родным, согласно переписи 2010 года. Правда, по данным той же переписи, владеют им лишь 4 563 человека. Всего к чукчам причисляют себя 15 908 жителей России.

Религиозные взгляды: всё сложно с христианством (православие, баптизм) и язычеством (шаманизм).

Деятельность: оленеводство, охота, народные промыслы, а также все основные профессии современного жителя России.

Любимые фильмы: «Территория» (2014), «Сон в начале тумана» (1994), «Белый шаман» (1982), «Когда уходят киты» (1981), «Начальник Чукотки» (1966), «Алитет уходит в горы» (1949).

Любимые книги: Ю. С. Рытхэу «След росомахи», «Время ­таяния снегов», «Люди нашего берега», «Конец вечной мерзлоты», «Чукотский анекдот», «Последний шаман» и др.; О. М. Куваев «Дневник прибрежного плавания», «Территория»; сборник «Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки»; этнографические работы В. Г. Богораз-​Тана.

Любимые цитаты

...Самая большая ошибка, пожалуй, вот в чём: каждый народ думает, что именно он и живёт правильно, а все другие народы так или иначе отклоняются от этой правильной жизни. Сама по ­себе эта мысль безобидна. Она даже полезна для того, чтобы сохранить порядок внутри общества. Но когда какой-​нибудь народ стремится устроить жизнь других народов на свой лад, — вот это уже плохо.

* * *

...И ещё одно уяснил себе Тутриль: чтобы осязать и чувствовать язык, надо постоянно находиться в окружении живой речи, в потоке движущихся слов. Чтобы быть моряком, надо ­плавать, а он... Теперь он вознаграждал себя за долгие ­годы собственного языкового мелководья, смело опускался в самые глубины речевого моря, уверенный, что трое обитателей одинокой яранги всегда придут ему на помощь. Он и не предполагал, что обыкновенный разговор, сам процесс выговари­вания слов, произнесения их, свободное владение ими может доставлять такое удовольствие. Иногда одно слово обладало такой выразительностью, что вызывало в воображении красочную картину или выражало состояние.

* * *

...Мы считаем, что живём на самой лучшей земле в мире. Тем она и хороша, что больше никому не нужна, кроме нас...

Цитаты из книг Юрия ­Рытхэу (1930–2008), ­единственного в ис­тории народов Севера всемирно известного писателя. Его произведения ­переведены на тридцать языков. Рытхэу ­даже называли «чукотским Маркесом».

Опубликовано в журнале «Кот Шрёдингера» №11-12 (37-38) за ноябрь-декабрь 2017 г.

_{Подписаться на «Кота Шрёдингера»}