Наука открывает людям правду, - найдется ли занятие благороднее? Возможно, не великую окончательную истину, - но все же самая суть науки в том, что она позволяет проверить, верны ли наши предположения, и узнать, как на самом деле обстоят дела. Хотя правду не всегда легко вынести.
Истина – не единственный дар науки людям. Знание – сила; наука преобразует реальность, благодаря ей мы живем совсем не в том мире, в котором родились. Нынешнее детство со смартфонами и зумом не похоже на наше, повседневную жизнь моего поколения радикально изменили компьютеры и сети, мир поколения бумеров — телевидение и массовые авиаперелеты, жизнь наших бабушек и дедушек — индустриальная революция, сделавшая возможным для миллионов людей главное событие XX века — переезд из деревни в город.
Наука и рожденные на ее основе технологии — хребет цивилизации и главный источник важнейших для будущего событий, надежд и опасностей. В ближайшие десятилетия наука может навсегда победить старость, а может и наоборот, - с помощью технологий, разработанных учеными, политики и военные уничтожат человечество.
Почему же новости об открытиях не привлекают всеобщего внимания? Куда там, это новости второго сорта, место которым где-то между спортом и культурой. Почему наука, играющая в нашей жизни все более важную роль, так мало нас интересует?
Покопавшись в себе, я нашел две главные психологические причины не любить науку.
Первая в том, что научная картина мира неутешительна, неприятна, сеет в сердцах ужас и тревогу, чувство беспомощности и одиночества. В слишком сложном и слишком большом мире жить неуютно. А что может быть ужаснее подозрения, что за нами никто не присматривает с небес и никакой жизни души после смерти не будет?
Фрейд говорил о трех великих разочарованиях, которые принесла людям наука. Первое связано с Коперником, вытолкнувшим Землю из центра Вселенной, - теперь это лишь одна из бесчисленных планет. Второе — с Дарвином, доказавшим «низкое» происхождение человека (если вдруг кто к стыду своему не знает, это не "одна из теорий", а железобетонно доказанный факт: человек не только происходит от приматов, но и сейчас является одним из них). Третий удар по нашему самоуважению нанес сам Фрейд, показавший, что мы себе не хозяева, — разум сплошь и рядом является игрушкой неосознанных побуждений. В общем, много печали во всем этом знании.
С пониманием этой нашей малосознательности связана, как мне кажется, и вторая причина непопулярности науки. Рациональность, состояние трезвого, логически рассуждающего рассудка, вовсе не норма, а очень затратное, трудное, совершенно неестественное состояние ума. Рациональное мышление — это идеал, к которому можно ненадолго приблизиться, собравшись с силами. Но стоит лишь на секунду ослабить дисциплину ума, и мы оказываемся во власти своих желаний, интуиции, мифов и сомнительных аналогий.
Был такой антрополог Люсьен Леви-Брюль, которого в начале XX века поразило мышление первобытных людей. Французу, большую часть жизни просидевшему в библиотеке, кем-то вроде инопланетян казались эти дикари, которых не смущают противоречия и не убеждают построенные на логике аргументы. Много книг посвятил он особенностям мышления дикарей, описывая, как они используют образы вместо понятий, интуицию вместо рассуждений, как одушевляют предметы, видят за любой бедой действие потусторонних злых сил, как находят во всем магические взаимосвязи, возникающие благодаря преобладанию ассоциативного мышления и сильной эмоциональной вовлеченности в процесс анализа.
Писал он про всю эту экзотику, а потом понял, что тем же манером мыслят и дети. А к концу жизни, кажется, наконец догадался, — что описывает не первобытное мышление, а наше собственное, которое лишь прикрыто пудрой рациональности.
Получается, картина мира, которую рисует наука, не только неприятна, но еще и контринтуитивна. Интуиция велит искать за каждым событием одушевленного агента (кто виноват?), а все, что попадается на глаза ученым, превращается в механизм, к которому категории добра и зла неприменимы. Интуиция велит рассматривать все по аналогии с обыденным опытом, но так почти невозможно понять процессы, происходящие в неопределенности микромира и в искривленном пространстве макромира.
В итоге, еще в школе убедившись, что наука — это что-то невеселое и головоломное, каждый пытается выстроить собственную картину мира, вставляя в нее мифологические фрагменты вместо наиболее непонятных и неприятных научных. «Энергия», «поле», «генетические модификации», «клонирование» — любые новые научные понятия тут же обрастают мифами, которые каждый использует себе в утешение.
Так же поступаю и я, но все же иногда собираюсь с силами и пытаюсь написать что-нибудь рациональное. Взрослый человек — он ведь не всегда взрослый, а только иногда, когда это уж совсем необходимо. Иногда без этого никак.